"Мы себя не чувствуем нахлебниками"

Глава Северной Осетии Таймураз Мамсуров о том, что возглавляемая им республика сделать может и чего не может...

«Кто на какой стороне воюет, мне не докладывают»

— На юго-востоке Украины воюют осетины?

— Я этого не исключаю. Но я не командир взвода, который каждое утро свой взвод строит и перекличку делает.

— А Тамерлан Еналдиев, которого недавно задержали на Украине?

— Как мне доложило руководство Терского казачьего войска, он казак Владикавказского округа и поехал на Украину добровольно с гуманитарной миссией.

— А других фактов участия осетин в этой войне в Донбассе не знаете?

— Не знаю, но ничего исключать не могу. Зато я знаю факт, что армянин Аваков, у которого мать осетинка, родился в Баку, а на Украине орет: «Слава героям». Он кто? Наемник? Он какое отношение к Украине имеет?

— Он гражданин Украины.

— Там осетин-граждан тоже много, и если эти граждане — осетины, или украинцы, или русские — воюют на стороне ополченцев, то какие ко мне вопросы? Никто же Алиева не спрашивает, а чего это там уроженец Баку орет про героев? Никто армян не спрашивает, чего это он делает? Никто Южную Осетию не спрашивает, почему их племянник там приказы отдает? Так что там много осетин, а кто на какой стороне воюет, мне не докладывают.

— Кадровые перемены в округе вас не смущают? Создано Министерство по Северному Кавказу, а полпредство по региону возглавляет силовик, генерал. Не ожидаете увеличения влияния силовиков?

— Я считаю, что это очень логичный ход. Он вытекает из логики предыдущих шагов, когда сначала на Северном Кавказе появился полпред, и он же зампредседателя правительства, чтобы иметь возможность напрямую принимать решения по экономике. Эту стадию успешно прошел Хлопонин (Александр Хлопонин, вице-премьер РФ.— “Ъ”). Я вам это говорю как человек, который с первого дня проработал со всеми полпредами. Сейчас наступил момент, когда надо отделить реальные проекты, экономические. Нагрузка на полпреда выросла неимоверно. И возникла логичная идея — разделить полномочия. И то, что есть теперь отдельное министерство, меня радует: по многим вопросам это ведомство будет для нас конечным пунктом, и не надо будет ходить по Белому дому, собирать визы департаментов, министерств и ведомств. Так что будет проще. Это большое дело.

— То есть это упростит коммуникацию с Москвой?

— Конечно. Министром назначен наш коллега, который руководил огромным краем. Территория этого края в разы больше Северного Кавказа, у него есть опыт, связи, это хорошо. А за Хлопониным Александром Геннадиевичем как за зампредом правительства РФ осталось кураторство над Северным Кавказом. Это изящное, логическое, красивое решение.

— А что насчет генерала Меликова?

— У генерала биография наполнена кавказскими проблемами, он все здесь знает и изнутри понимает. Те функции, которые ложатся на него как на полпреда, он спокойно может выполнять. И я думаю, что это человек, который способен создать эффективную команду. А с нами, руководителями республик, легко работать, никто из нас от Каспия до Ставропольского края на иждивенческих позициях не стоит.

— Когда в Москве был пик кампании «Хватит кормить Кавказ», вы остро на это реагировали в интервью. Почему?

— Эта риторика была агрессивной, она нас очень нервировала. А потом мы присмотрелись к этим лицам, поняли, с кем мы имеем дело. Мы здесь, на Кавказе, все руководители кавказских республик, пришли к выводу: очень хорошо, что вот эти персоны нас ругают. Если бы они нам дифирамбы начали петь, мы бы до конца жизни не отмылись. Потому что это люди, которые ненавидят собственную страну. Для них большего врага, чем Россия, нет. Их наизнанку выворачивает то факт, что Россия укрепляется. Они после мюнхенской речи Путина разве что в петлю не полезли от злобы своей. И все последующие события они так воспринимали. Для умных людей, для людей думающих есть реальная статистика, и эти люди понимают, что лозунг «Хватит кормить Кавказ» рассчитан на дураков. Этот лозунг значит, что мы здесь на душу населения больше всех получаем из федерального бюджета помощь. Но возьмите федеральную статистику, вы даже в первой десятке дотационных регионов не увидите ни одной кавказской республики. Вы сейчас вот поедете по Кавказу и не увидите ни одного клочка необработанной земли. Вся земля обработана, люди вкалывают. Но есть обстоятельства, при которых Осетия донором не может быть, хоть наизнанку вывернемся. Мы живем в федеративном государстве, есть принципы бюджетного федерализма, они применяются ко всем субъектам России. Осетия, как и все, вкалывает в меру своих сил и возможностей. У нас за последние десять лет региональный валовый продукт вырос более чем в три раза — и все время растет. Федеральный законодатель в силу обстоятельств, которые складываются в стране, решает, какая доля должна нам остаться здесь, а какая должна уйти в федеральный сектор, а потом они ее нам передадут обратно, и это нормальная работа в любой федерации.

— Ну вот есть такое мнение, что если каждый регион сам себя будет содержать, то и обид не будет: почему я богатый, у меня нефть, я кормлю бедные регионы, но у меня и у них одинаковые пенсии и соцпакет.

— А вы посмотрите, у кого обиды? У Татарстана, донора? У Сибири, донора? Нет, доноры не обижаются. Они понимают, что мы живем в единой стране. И мы себя не чувствуем нахлебниками. Мы наращиваем свои доходы, а раз региональный продукт растет, то мы производим услуг и товаров больше и больше. Но если каждый захочет оставлять все заработанное у себя, то на что содержать армию большой страны? Пограничников? Чтобы атрибуты власти жестко и грамотно действовали, нужно перечислять налоги. А как иначе? Как содержать ветеранов, пенсионеров, если в одном регионе их могут содержать, а в другом нет? Всегда так было в государстве: каждый участник отдает десятину.

Есть территории, которым Бог дал нефть, но это не значит, что мы все на Кавказе должны собраться и поехать к нашему коллеге-губернатору и с блокнотом за ним ходить — учиться работать, как стать донорами. Мы тоже умеем работать, но нет у нас нефти и газа, нет лесов. У нас есть наши горы и наши поля. И густонаселенные территории. А кормильцам Кавказа сегодня пора бы уже замолчать, но они теперь на Крым перебросились. Теперь они нам объясняют, что Крым нам не нужен, это будет еще одна дотационная территория. Бывают семьи нерадивые, а бывают благородные. В благородной семье, когда появляется еще один член семьи, все садятся за стол и радуются, что еще один член семьи появился. А в нерадивой семье говорят: вот еще один лишний рот, что с ним делать? Как его прокормить? Зачем он нам? Вот так и про Кавказ, и про Крым одни и те же говорят. Я еще понял бы, если бы они в поте лица вкалывали и имели право спросить, куда их налоги идут. А то сидят за компьютерами и управляют страной. То они какие-то взволнованные горожане, то еще кто-то. Тех кормильцев, которые орут на Болотной, я никогда не видел ни в поте лица, ни в шахтерской копоти, ни мозолистых рук их не видел, и я никак не пойму, кого же они кормят. Я не уверен, что они свои семьи способны прокормить.

— Погодите, на Болотной не кричали «Хватит кормить Кавказ». Это делали радикальные националистические группировки на Чистых прудах, в Люблино. Они сейчас, напротив, поддерживают присоединение Крыма.

— Да мне все равно, какие они патриоты, под каким окрасом. Я вижу, что полезно стране, а что ей во вред. Любую шелуху ветром сдувает, а зерно остается. Если эти люди поняли, что Крым — это российская земля, значит, не дураки. То, что Севастополь, как сказал наш президент, вернулся в родную гавань,— это великое событие. Никогда россияне не смирились бы с тем, что Севастополь не наш, не русский, не российский. И вдруг это случилось. Возможно, и эти парни поняли и поостыли. Раньше кричали «Долой Кавказ», теперь кричат «Да здравствует Севастополь». Молодцы. Что-то у них поменялось в голове. Радикальный ты националист или обычный человек, если ты любишь страну, то будешь этому рад. А если ненавидишь страну, то будешь кричать про то, что Крым нас объедает. Потом Крым надоест, про Чукотку покричат. Крикуны всегда найдут о чем покричать.

А радикалы, они всегда были. Я в 1980-х годах жил в Москве, и нас обзванивали те, кому положено было, и говорили: «Вот завтра день рождения Гитлера, около памятника Пушкину будет наша молодежь стоять со свастиками». Эта порода никуда не делась. Это завихрения, которыми соответствующим структурам надо заниматься. Вот на Украине не занимались этим — и что получили. Поколение, которое ненавидит Россию и русских.

«Дело не только в Олимпиаде или возвращении Крыма»

— Сейчас и на Кавказе говорят, что из-за Олимпиады, а теперь и Крыма нагрузка на бюджет российский увеличивается, будут сокращать финансирование других регионов, каких-то целевых программ. Вы готовы к таким сокращениям?

— Пока этого нет, но готовиться к разным сценариям надо. Распределение наших общегосударственных ресурсов — это совершенно нормально, разумно, по-хозяйски. И тут дело не только в Олимпиаде или возвращении Крыма: то, что вытворили наши сибирские реки,— это тоже непредвиденные расходы. Причем огромные. Да, никто не закладывал в бюджет Крым, но и наводнение в Сибири никто не закладывал. Это жизнь, невозможно застраховаться от всех непредвиденных расходов. Если такие расходы появляются, нужно, как в нормальной семье, перераспределять доходы. И если даже какие-то программы будут сворачиваться или, скорее, будут отсрочены, мы потерпим, но будем участвовать в общей помощи.

— Но пока вы не знаете, какие программы могут быть сокращены?

— Пока ни одна программа не сокращена и не приостановлена. Но внутренне мы к этому готовы, и мы будем участвовать в дискуссиях о том, где можно потерпеть, отложить какие-то проекты, а где нельзя. Мы одна семья, великая страна, у нас общие беды и победы.

— А социальные обязательства?

— Социальные обязательства перед жителями Северной Осетии будут выполняться в полном объеме.

— Какая сейчас дотационность у Северной Осетии?

— Снижена до 53%, последние три года снижается. Но слово «дотационность» по большому счету не имеет для жизни региона никакого значения. Если региональный валовый продукт, который производится в Осетии, за десять лет в три раза вырос и продолжает расти, то все остальное зависит от федерального законодателя: если захочет он перераспределить налоги и другие виды отчисления так, как нужно Осетии, то мы станем донорами. А не захочет, так мы будем дотационные. Но нам-то от этого ни жарко, ни холодно, а ложный имидж нас не беспокоит. Все обязательства, которые в Осетии должны выполняться, выполняются.

В федеральном центре сидят наши депутаты, наши представители в Совете федерации и Госдуме, они принимают законы от нашего имени, мы участвуем в законодательных процессах в стране. Мы принимаем общие правила, в центре которых судьба страны. Мы снижаем дотационность, но это не самоцель, это просто говорит о хорошем администрировании.

— За счет чего у вас растет региональный валовый продукт?

— Практически по всем отраслям сейчас рост, малый бизнес развивается, аграрный сектор, промышленность. Нет у нас скачков, Осетия не может их делать. Мы достаточно загружены в разных областях. Более того, у нас проблема с тем, что ранее накопленный опыт не реализован — я говорю об электронщиках, металлургах, технической интеллигенции. Промышленность Северной Осетии всегда работала на ВПК внутри Советского Союза. Мы могли из Армении получить какую-то заготовку, прикрепить к ней электронную штучку, отправить ее в Белоруссию, там тоже что-то добавляли, потом заготовка шла в Челябинск, там ее ставили в танк или другую боевую машину. Эта система сейчас разрушена. Но благодаря усилиям Рогозина (Дмитрий Рогозин, вице-премьер РФ.— “Ъ”), Кузнецова (Лев Кузнецов, министр РФ по делам Северного Кавказа.— “Ъ”), оборонщиков мы сейчас проводим инвентаризацию, изучаем наши заводы и возможности, чтобы их включить в эту систему оборонзаказа. Это даст нам новый толчок.

— Многие тут жалуются на безработицу.

— У нас это один из самых низких показателей в стране. Около 3%. Конечно, еще надо много сделать для того, чтобы безработицы якобы не было. Нас все тычут носом в самую успешную экономику США, но там безработица больше, чем в Осетии. Работа есть, почитайте у нас газеты, объявления — везде требуются, требуются.

— Но очень низкие зарплаты.

— Нет, по зарплатам мы сейчас на третьем месте в округе. А про безработицу я так скажу. Я часто спрашиваю людей, зачем они своих детей отправляют учиться на юристов и экономистов.

Сегодня в Осетии дипломированных юристов — на 83 года вперед. Они уже не нужны, а их все штампуют. Но когда этот юрист пять лет назад шел в вуз и его родителей предупреждали, что переполнена Осетия юристами, они не прислушались. А потом он становится безработным юристом. И кого после этого винить? У нас свободный рынок труда, свободный выбор профессии, поэтому процент безработных всегда будет, от этого никуда не денешься. Все даже самые успешные страны страдают от безработицы. У нас в Конституции написано, что труд — это право. Я имею право трудиться и имею право не трудиться. Если я выбрал право не трудиться, а потом вы меня спросили, почему я не работаю, мне же стыдно сказать вам, что я тунеядец, и я говорю: «А в Осетии работы нет! Все блатные устроены, по взяткам, и по-родственному, а я вот, трудящаяся масса, страдаю от безработицы». А на самом деле, если тебе действительно кормить семью не на что, возьми газету, а там написано, кто требуется и куда. Пойди в службу занятости — там миллион вакансий! Своих детей прокормить можно. А разговоры про маленькую зарплату — это отговорки. Когда человек страдает от безработицы, величина зарплаты — вопрос второй уже. У нас в Осетии всегда говорили, что нет работы, которой надо стыдиться,— стыдиться надо безделья.

Жалко мне только тех, кто реально умеет делать дело, но не может себя реализовать. Вот с ними мы работаем, их мы вычисляем очень быстро. Тем более сейчас у нас возрождается наш завод «Победит», всюду стройки, где нужны сварщики, и мне приятно, что на Всемирный конкурс рабочих профессий поедет наш парень-сварщик. И мы уже видим, что молодежь пошла на заводы работать. Там, конечно, сверхприбылей нет, но они получают зарплату и содержат свои семьи.

— Многие молодые люди уезжают в крупные города. Отток молодежи обычно означает, что уровень жизни все-таки невысокий.

— Как будто в крупных городах есть работа. Вот они в Москву, в Питер едут за какой работой? В Москве тоже много работы, но это тоже низкие зарплаты. Может, чуть выше, чем здесь, но там надо где-то жить. И многие ребята живут в подвалах и вагончиках. А вообще, я ничего плохого не вижу в том, что едут молодые люди куда-то, перемещаются по стране, ищут себя. Да, уезжают, но и приезжают тоже. Образование получают, возвращаются, и это же великое счастье, что внутри страны трудовые ресурсы перемещаются.

А чтобы про уровень жизни понять, достаточно задать три вопроса. Спросите, сколько у нас автомобилей на душу населения, личных? По этому показателю мы на первом месте в Северо-Кавказском округе. Дальше спрашивают, а сколько мобильных телефонов на душу населения? Тоже превосходим показатели округа. И третье, спрашивают, сколько входов в интернет — и тоже превосходим. А кроме этого, за последние два года более 70 тыс. наших жителей оформили загранпаспорта и съездили за границу отдохнуть с семьями и друзьями. Вот и ответ об уровне жизни.

«КТО можно и из-за одного человека проводить»

— Русскоязычное население уезжает?

— У меня нет таких данных, да и у вас их нет.

— Но вот в Моздокском районе об этом говорили.

— У нас любят что-то сказать, взбудоражить всех, а когда остынешь, думаешь, а откуда ты узнал, русский уехал или осетин? У нас в паспортах нет ведь данных о национальной принадлежности. Вот когда говорят про «исход русских», я все время думаю: «А как вы узнали, что русские уехали? А может, кумыки переехали?» Кстати, они больше и уезжают, и приезжают.

— Ну, правоохранительные органы-то знают.

— Правоохранительные органы знают только преступников, это не их функция. Вот мои дети уехали в Москву учиться. Откуда там знают, стало ли на одного осетина в Москве больше? Как это определить? Нет в паспорте записи, что он осетин. Так что вранье это все. Сначала брякнут про отток русскоязычных, потом подсовывают это нам как факт, а мы начинаем потом на серьезном уровне обсуждать эти сказки.

— Еще говорят, что многие жители Чеченской Республики переезжают в Осетию, в Ставропольский край. И это коренных вроде как напрягает.

— А почему людям нельзя переезжать туда, где им нравится? Ну, переезжают к нам люди из Кабардино-Балкарии или из Курского района Ставропольского края: тут близко. Когда-то Андропов к нам переехал, он там родился, а учился в нашей 108-й школе. И что? Если органы местного самоуправления все вешают на миграцию, это говорит только о том, что они бездельники. Потому что люди всегда ищут простых путей и возмущаются, что нет мест в школах, садах, нет работы, а чиновник руками разводит: «А я что сделаю? Понаехали!» А кто к тебе понаехал? Твои же сограждане? Ты сделай так, чтобы у твоих людей была нормальная дорога, водопровод, газ, школа. Всем надо работать. И не надо страшилки рассказывать.

— А про «ползучую радикальную исламизацию» — тоже страшилка?

— Ну, я не знаю никаких доказательств того, что эта фраза что-то вообще означает. Кто об этом говорит? Обычно брякнут и уйдут. Читаешь статью, а внизу написано: «эксперт по Северному Кавказу». И совершенно неизвестная фамилия человека, который на Кавказе никогда и не был. И вот он кричит, что идет исламизация. Я не знаю, что такое радикальная исламизация и куда она ползет: я здесь живу 60 лет, и вдруг мне какой-то эксперт, проездом побывавший на Кавказе, рассказывает, что в Осетии исход русскоязычного населения, ползучая исламизация и так далее. Даже отвечать на это не хочу.

— Но смотрите, в Северной Осетии проводились контртеррористические операции (КТО). Были стычки с подпольем… Это значит, что оно увеличивается?

— Об этом знают спецслужбы. Если даже один боевик где-то засел и нужно обезвредить его, тогда объявляют КТО. И слава богу, научились, чтобы от этого мирное население вокруг не страдало. А потом видите: один был, и его пристрелили. Какая исламизация? Все это страшилки. Итоги потом публикуются: изъяли оружие, кого-то арестовали, кого-то убили при попытке сопротивления. Но это не дает права московским экспертам делать заключения о какой-то радикальной исламизации. У нас, кстати, с этим не самые страшные проблемы. Гораздо серьезнее то, чем тут разные секты занимаются. Они же убеждают людей: в больницу не ложись, кровь не сдавай, переливание не делай, детей не лечи, операцию нельзя, в армии не служи… А их по численности больше, чем наших православных и мусульман вместе взятых, хотя мы православная республика и мусульмане тут исторически живут веками. Но об этом в газетах не пишут, а вот о ползучей радикальной исламизации — это, пожалуйста, сколько угодно. Один напишет, и все обсуждают: «Ползут уже!» Но спецслужбы работают, и пусть они на 100% будут загружены, лишь бы это не затрагивало социальное самочувствие людей. До тех пор это не наше с вами дело. А КТО можно и из-за одного человека проводить.

«Экология — это вопрос технологий»

— Горнолыжный курорт Мамисон был включен в программу реабилитации кавказских курортов корпорации «Курорты Северного Кавказа», но пока там все строите вы сами. Какая польза республике от этого проекта?

— Там были и наши обязательства: дороги, инфраструктура, газ, электричество — это все мы провели, уже почти закончили. А «Курорты Северного Кавказа» и иностранные партнеры, австрийцы, французы, уже сейчас работают, там все по графику.

— Строят объекты?

— Самих объектов пока нет — только инфраструктура. Надо пробивать тоннель или строить мост, но этим они сами занимаются. Мы свою часть почти закончили. Если полезем дальше — будем мешать.

— То есть дороги и линии электропередачи строились на средства из республиканского бюджета?

— Да, мы были обязаны инвестору подготовить инфраструктуру — это дорога от аэропорта, подъезд к курорту на электричке, ЛЭП и газопровод. Сейчас все в руках «Курортов Северного Кавказа» и их западных партнеров. Мы освоили территорию, которая была дикой. Проект есть, если посчитать, то отчисления в бюджет от деятельности этого курорта будут большими, а кроме этого, появятся дополнительные рабочие места. Курорт будет круглогодичным, не сезонным.

— А в каком году его сдадут?

— Если к 2020 году закончим, то хорошо, но я думаю, что времени уйдет побольше, потому что это масштабный проект. Даже французы и австрийцы, которые сейчас там работают, советуют не торопиться.

— В прошлом году недалеко от Богоявленского женского монастыря в Алагире собирались строить цементный завод, и это создало конфликтную ситуацию, потому что в монастыре работает уникальный детский реабилитационный центр и никто не хочет, чтобы там работал такой завод. Решили проблему?

— Я как инженер на эти вещи смотрю. Я считаю, что цементный завод должен работать. Если Бог дал нам это сырье, то это для того, чтобы мы, обливаясь потом праведного труда, этот ресурс использовали.

— А экология?

— Экология — это вопрос технологий. Там же в советское время десятки лет работал цементный завод. Там и сейчас указатель стоит «Цемзавод». Так вот тогда этот завод много чего натворил, там пыль столбом стояла, но сегодня эти технологии совсем другие. Вы же понимаете, что экспертизу завод не пройдет без экологической составляющей.

Вот в Карачаево-Черкесии в центре города стоит завод, а они его расширяют, и попробуйте им сказать, что надо завод закрыть. Они вам не дадут. Скажут: «А на что нам семьи кормить? Как нам бюджет формировать?» А у нас требуют завод «Электроцинк» закрыть, цементный завод не строить, все позакрывать, все на свежем воздухе хотят жить, шашлыки жарить под деревьями у речки. А Карачаево-Черкесия, Челябинск, Новолипецкий завод — все они должны коптить небо, работать в поте лица и нам перечислять денежки, чтобы мы здесь спокойно жили? Так не бывает. Жить, ничего не делая, тоже нельзя. Это грех. Вот я сейчас как верующий человек рассуждаю. Бог дал Осетии руды, серебро, свинец, и что сделала Россия? Она присоединила Осетию, с тем чтобы из свинца делать пули, и в Первую мировую войну каждая вторая пуля была вылита из нашего свинца. А из первого килограмма полученного в Осетии серебра царь-император приказал изготовить вазу и установить в Исаакиевском соборе. И она там стояла, пока большевики ее не переплавили. Или вот цинк. Не разрабатывать его, значит, не использовать то, что тебе дано. «Электроцинк» — это история нашего народа.

— Но экологи в Осетии бьют тревогу: «Электроцинк» нарушает все нормы и серьезно загрязняет воздух. Это же очень старое производство.

— А чтобы с экологией было все в порядке, нужны новые технологии, и этим все сейчас занимаются. И вообще, когда экология была наукой, интересно было разговаривать с экологами как с учеными, потому что они говорили: «Мы, дорогие друзья, понимаем, что без производства нельзя. Но надо вот это сделать и вот это, чтобы не загрязнять». И с ними разговаривать интересно. А когда бегают непонятные люди и всех пугают: на «Электроцинке» все умрут, там телята с двумя головами рождаются, там катастрофа. А на «Электроцинке» работали мама и папа Сослана Андиева, там они поженились и отработали и родили трех сыновей. И один из них — великий Сослан Андиев. До сих пор, по моим сведениям, отец другого нашего олимпийского чемпиона Хасана Бароева там работает. Есть у нас такой легендарный ветеран Коняев, полный кавалер орденов Славы, до войны работал на «Электроцинке», пошел разведчиком на войну, вернулся, до пенсии доработал на «Электроцинке» и до сих пор ходит туда. На прогулку. А эти мальчики никогда на «Электроцинке» не были, чахлые, но с плакатами. Им свежий воздух нужен. А работать кто будет? Поэтому, как только экология превратилась в политику, я перестал серьезно к ней относиться.

«Южной Осетии надо работать над собой»

— Южная Осетия проголосовала за присоединение к России. Как вы на это смотрите?

— Воссоединение — это долгий процесс, и сегодня о нем речи нет. Сегодня Южной Осетии надо работать над собой, улучшать свои возможности. Надо восстанавливать народное хозяйство, инфраструктуру и таким образом строить полноценное независимое государство под названием Республика Южная Осетия. А мечтать о том, как воссоединиться, стать одним из субъектов РФ, можно, это хорошая мечта, но сначала надо ответить на ту заботу, которая была проявлена Россией по отношению к Южной Осетии. На тот геополитический героизм, который совершило руководство России, когда не только защитило Южную Осетию, но и признало эту республику как независимое государство. Именно с того времени и началось такое нервное отношение к России в мире — там поняли, что, оказывается, Россия на такой героизм еще способна. Так вот, Россия серьезно рискнула и навлекла на себя какие-то неприятности, признав Южную Осетию. И на это все надо ответить. Надо построить государство, сделать его привлекательным, а потом сказать, что вот это привлекательное, красивое государство, умное, солидное, с эффективной экономикой, с прекрасной инфраструктурой, хочет украсить Россию своим присутствием. Тогда можно о чем-то говорить.

— Но сейчас уже в Южной Осетии большинство поддержало идею присоединения к России. Думаете, Москва не прислушается?

— И я поддерживаю эту идею, но я человек разумный и понимаю, что идей хороших много, а на реализацию некоторых надо потратить всю жизнь, и все равно нет уверенности, что они будут реализованы. Любой нормальный человек понимает: хотеть можно много, но чтобы чего-то добиться, нужно приложить усилия, нужно пройти какой-то путь. Иначе это очень легкая идея: давайте не будем ничего пока делать, все бросим и будем референдумы проводить о воссоединении. Сейчас пока надо заниматься государственным строительством. У меня нет сомнений, что осетинский народ когда-то будет жить в одном государстве. Но перепрыгивать через этапы, а тем более через исторические этапы,— неразумно и нереально.

— Правда, что из Южной Осетии большой отток населения?

— Да, статистика говорит в пользу вашего утверждения. Пока баланс такой: где-то полтысячи человек за прошлый год к нам прибыло оттуда на постоянное местожительство, и чуть больше 200 человек туда уехало. То есть к нам людей едет больше, чем возвращается назад. Над этим тоже надо задуматься. Обезлюженное государство ничего не в состоянии сделать, это просто пустая территория. Надо подумать о том, чтобы люди отсюда туда ехали. Там должна быть кипучая громадная стройка. С энтузиазмом, с напряжением таким, как будто они не чужому дяде что-то строят, а собственный дом для своих детей, потомков. Но пока тенденция оттока есть, ее надо грамотно расшифровать, это не моя эмоциональная реакция. Надо посмотреть, в чем причина.

Ольга Алленова, Газета Коммерсантъ

[ назад ]